В журнале № 10 «В едином строю» за 1973 г. было опубликовано сообщение об одной из учениц культпро- светотделения Ленинградского восстановительного центра Людмиле Шишкиной. Училась она вначале в дневной спецшколе, затем, работая на заводе, в вечерней. Мечтала стать литератором, но часто в минуты уныния думала, что это недосягаемо для нее. Девушка гнала прочь непрошенные мысли и с еще большим усердием училась.

«С какой теплотой вспоминаю школу, — пишет Людмила в дневнике. — В Орле Нина Владимировна заставила меня полюбить русский язык. В Обояни Ольга Акимовна по-настоящему научила меня мыслить самостоятельно. Вспоминаю споры с нею, ее любовный лучистый взгляд, ее ласковое «доченька». А думала Люда о многом и прежде всего о жизни.

«Я хочу, вступая в жизнь, полную бурных кипений, остаться чистой. Не хочу, чтобы какое-нибудь пятно подлости, эгоизма, мещанства прилипло ко мне... Хочу идти по дороге жизни смело и независимо... Хватит ли сил? Должно хватить. Я буду черпать их у окружающих меня людей, у своей земли». Автор данной статьи Ю. Соколов отмечает, что он с волнением читал дневник Людмилы Шишкиной, ставший ей самым верным другом. Людмила часто спорит сама с собой, метко характеризует окружающих ее людей, подмечая в них самые, казалось бы, незначительные черты характера.

Ее волнует все происходящее в мире. Она делится мыслями о прочитанных книгах, дает отпор иногда появляющемуся малодушию. «Увлеклась гимнастикой. Хожу в секцию.

Как трудно мне все это дается. После тренировки едва двигаюсь. Но зато как увлекательно и интересно!» У нее второй спортивный разряд.

Учится Люда очень хорошо, она — член бюро ВЛКСМ своего отделения. И, конечно, ее неразлучный спутник, по-прежнему, — книга. Однажды она записала: «Для меня хорошая книга — великий источник силы и веры во все хорошее». Люда всеми силами тянется к этому хорошему и не дает развиться в себе чувству отчуждения и одиночества, порой порождаемому глухотой.

«Читаю о музыке, о самом вечном из всех видов искусств, о Шостаковиче, его «Тринадцатой симфонии». И становится до боли тоскливо и страшно. Страшно ощущать себя отделенной от жизни какой-то прозрачной, но звуконепроницаемой завесой.

Хочется разорвать ее, чтобы звуки широким потоком хлынули на меня, чтобы все мое существо наполнили они, чтобы плачем отозвалась душа на плач Сольвейг... »

Нам представляется целесообразным привести несколько примеров, свидетельствующих о том, что при определенных условиях Глухота может почти полностью компенсироваться. Борис Александрович Комашинский — инженер из Сибири, кандидат технических наук, поэт. Практически неограниченные возможности глухих он воспевает б стихотворении «Скептикам».

Иные говорят: «Не может быть, Чтоб стих мог получаться у глухого!» Где взять слова, чтоб людям объяснить Про чувство ритма, про звучанье слова? Я — глух. Но мне доступней, чем иным, Труд вдохновенный, дела просят руки.

Я верю — широко открыт глухим Мир творчества — в искусстве и в науке. И так ли нужен слух душе, когда В ней творчества заложено начало?

Когда глухой Бетховен созидал —• Как для него симфония звучала? Не слышал Эдисон, ио он творил, Борясь с бедою с мужеством железным, В безмолвьи Циолковский проложил Дорогу к перелетам междузвездным... Пусть глухоты стеклянная стена Их окружала каждое мгновенье — Творцу не помешает тишина, Когда живет он счастьем вдохновенья.

Искренне и проникновенно пишет Б. А. Комашинский о своей преданности поэтическому слову, о большом и сложном труде поэта. Поэт Пусть тернист был путь — все равно По нему ты прошел бы снова. Пусть не слышишь звуков давно — Если чувствуешь силу слова, Если песни в душе звучат — Ты их людям нести обязан.

Равнодушные говорят, Что теперь в моде трезвый разум. Пусть иас учат — правда горька — Петь нельзя, если сам не слышишь. А стихи после сорока Ненормальные только пишут! Пусть и сам вздохнешь —■ для чего Тратить дни на стихи и романы И не знать — придет мастерство Или ждет судьба графомана. Ведь стихи лишь тогда живут, Если в душах рождают эхо. И как ии был бы тяжек труд — Не всегда ои ведет к успеху...

Но положишь перо — опять Жажда творчества так тревожит, Что поймешь — бросить вдруг писать Ты уже никогда не сможешь. О большой гражданственности глухих, с особой силой проявившейся в годы Великой Отечественной войны, Б. А. Комашинский пишет в стихотворении «Сверстникам» Нет, нелегкую долю солдата Не несли мы под всеми ветрами, Не пришлось нам пройти с автоматом По земле, обожженной боями. Словно листья с дубов опаленных, С мест родных нас судьба

Необходимость специального воспитания аномальных детей при этом не отрицалась. Наоборот, Л. С. Выготский неоднократно указывал, что обучение глухонемых требует «специальной педагогической особенных приемов и методов», что «только высшее научное знание этой техники может создать настоящего педагога в этой области». Однако нельзя «забывать и того, что надо воспитывать не слепого ребенка прежде веего. Воспитывать же слепого и глухого, значит воспитывать слепоту и глухоту, и из педагогики детской дефективности превращать ее в дефективную педагогику». Специальная школа не должна приносить «ребенка в воспитании в жертву слепоте или глухоте».

С биологической точки зрения глухонемота неизмеримо меньший недостаток, чем слепота, и «глухое животное, вероятно, менее беспомощно, чем слепое». Но у человека глухонемота «оказывается неизмеримо большим несчастьем, потому что она изолирует человека от всякого общения с людьми...

Глухонемота есть недостаток социальный по преимуществу. Она прямее, чем слепота, нарушает социальные связи личности. Именно поэтому и проблема компенсации у глухих меньше всего затрагивает органы чувств. Она заключа ется прежде всего в том, чтобы вернуть глухонемому речь. «Вопрос обучения глухонемых устной речи, таким образом, оказывается не только специальным вопросом метода, по н центральным вопросом принципиальных основ сурдопедагогики,— писал Л. С. Выготский.—Только наметив центр, можно верно начертить окружность и соединить ее радиусами с центральной точкой.

Эта все - определяющая центральная точка сурдопедагогики есть социальное воспитание глухонемого во всем огромном значении этого слова». Только через активную организацию жизни в школе ученик придет к умению войти в большую жизнь. В связи с этим, полагал Л. С. Выготский, следует расстаться с идеалом немецкой школы — ее семейственностью, бесконечной мелочной опекой над учеником, с ее механическим обучении речевой артикуляции.

посрывала — На восток поползли эшелоны За мохнатые кряжи Урала... Нам порой не хватало и хлеба. Но чтоб фронт не нуждался в металле, В корпусах, где мороз был свирепый, Мы к станкам, лишь собрав их, вставали. Мы мужали в работе тяжелой Где-то в стружках горячих металла, В корпусах, ставших домом и школой, Наша трудная юность осталась. Все же мы донесли до Победы Сквозь мороз, сквозь бессонные ночи Комсомольские наши билеты В задубелых спецовках рабочих. Восхищаясь талантом Б. А. Комашинского, многие не знают, что этот ученый и поэт не учился в школе, так как оглох в пятилетнем возрасте и до 15 лет не знал о существовании общества глухих. Он начал учиться в Новосибирске сразу на рабфаке.

Из 30 рабфаковцев 5 попали в институт. Среди студентов оказался и Б. А. Комашинский. В 1974 году Б. А. Комашинский отметил тридцатилетие работы в научно-исследовательском институте, где он прошел путь от старшего инженера до старшего научного сотрудника. Он очень увлечен своей работой, а его «хобби» — литература и спорт. И поэтому весьма убедительно звучат его слова: «На собственном опыте я убедился, что глухота не может закрыть все дороги вступающим в жизнь. Надо только твердо знать, чего ты хочешь и уверенно идти к своей цели».

Поэтическое творчество глухих, как правило, насыщено жизнеутверждающими мотивами, верой в великую идею коммунизма, уважением к честному труду и искренней любовью к человеку, как к самому дорогому сокровищу нашего общества. Эти мысли прекрасно выражены в стихотворении П. Седова «Я богат. Я не хочу ии каменных палат и ни сокровищ... Что мне делать с ними?

И без них я истинно богат Чувствами иа редкость дорогими: Силой, верой в ясную звезду, Что горит над нашим мудрым веком, Уваженьем к честному труду, Искренней любовью к человеку, К Родине, которая всегда Всех богатств дороже. Пролетают быстрые года, А душа как будто все моложе! В чем человеческое счастье? На этот вечный вопрос в советской литературе можно найти четкий ответ: счастье человека состоит в труде, в борьбе за общее дело, в выполнении общественно значимой деятельности. Так понимают счастье и глухие труженики нашей страны.

Положительно оценивая «цепную методику» И. А. Соколянского за ее «великолепную практическую целевую установку в воспитании», Л. С. Выготский отмечал: «Если устная речь становится потребностью и сама вытесняет у детей мимику, то, значит, обучение направлено по линии естественной сверхкомпенсации глухоты; значит, оно направлено по линии детских интересов, а не против нее. Традиционное обучение устной речи, как стершееся зубчатое колесо, не захватывало всего механизма естественных сил и импульсов ребенка, не приводило в движение внутреннюю компенсаторную деятельность и вертелось вхолостую. Устная речь, вбиваемая в учеников с классической жестокостью, становилась для глухих официальным языком; все силы психики уходили в мимику. Но вся задача воспитателя только и сводится к тому, чтобы овладеть этими внутренними силами развития и направить их в сторону своих задач» .

«Физиологическая потребность в речи» — это то, что имеет принципиальное значение в сурдопедагогике. «Если найден секрет создать потребность, т. е. поставить цель,— будет и сама речь»,— писал Л. С. Выготский. Особое место в решении общедидактической задачи специального обучения глухих Л. С. Выготский отводил трудовому обучению и воспитанию, которое также нуждалось в коренной перестройке. Трудовое обучение в специальных школах традиционно строилось «на началах инвалидности и филантропичности». «Индивидуально - ремесленнический» труд, который формируется в процессе «кустарнически-предметного обучения», не обеспечивая «ни достаточного общетрудового политехнического фундамента, ни производственного профессионального значения» труда, готовит инвалидов, узко ограниченных исполнителей, а это не соответствует ни принципам социалистической педагогики, ни возможностям глухих людей. Л. С. Выготский высоко оценивал физические возможности компенсации у глухих.

В связи с этим он полагал, что «все виды трудовой деятельности могут быть доступны ему, за исключением очень немногих областей, связанных непосредственно со звуком (настройка музыкальных инструментов и т. п.)» . Во включении глухонемых в активную трудовую деятельность вместе со слышащими людьми он усматривал основной путь компенсации. Если «до сих пор в сурдопедагогике пользуются обычно узким кругом большей частью бесполезных ремесел, то виной этому близорукость и филантропически-иивалидный подход к делу воспитания глухонемого. Между тем, при правильном подходе к Делу именно здесь открывается широчайшая дверь в жизнь, возможность участия в комбинированном труде с нормальными, возможность высших форм сотрудничества, которое, избегнув паразитических опасностей, может послужить, благодаря социальному моменту, основой всей сурдопедагогики».

Только в общественно полезном труде, рука об руку со слышаще-говорящими товарищами глухие люди обретают счастье. Роль коллектива в становлении, развитии и деятельности любой личности огромна, но в отношении глухих она еще более значима. Об этом пишут многие глухие поэты. Широко известен в нашей стране и за рубежом Валентин Григорьевич Дмитриев — кандидат технических наук, поэт, переводчик. Как свидетельствуют его товарищи, он работает вдохновенно, стремительно, легко. Конечно, эта легкость обманчива — она плод большойусидчивости и великого труда. Но изящество, блеск формы, Музыкальность, гармоничность многих его стихотворных переводов говорят о том, на какие победы способен человеческий дух, вооруженный талантом и волей. На примере В. Г. Дмитриева видно, что отсутствие слуха не является препятствием для того, чтобы воспринимать музыку стиха. Сам он об этом пишет: Труден путь, но не падаю духом — Ведь поэзию, род волшебства, Постигаю я внутренним слухом, И мелодия в сердце жива... В советской литературе В. Г. Дмитриев известен прежде всего как переводчик революционных стихов с французского языка на русский. В 1948 году в его переводе был издан сборник «Поэзия французской революции 1848 г.». Антология была составлена в основном по материалам французской прессы, листовок и редчайших изданий поэзии 1848—1851 гг. Книга имеет большое историческое и литературоведческое значение. В 1951 году в переводах В. Г. Дмитриева были изданы «Избранные несли» выдающегося французского поэта- патриота и интернационалиста, певца Парижской коммуны— Жана Батиста Клемана (1836—1903). В 112 песнях поэта предстает перед нами почти полувековая история Франции, подарившей миру Парижскую коммуну. В 1966 году издательство «Просвещение» издало еще одну книгу В. Г. Дмитриева, посвященную Парижской коммуне. Книга «Поэт-коммунар» — научное исследование жизни и творчества создателя «Интернационала» Эжена Потье, который, по определению В. И. Ленина, был «одним из самых великих пропагандистов посредством песни» и который «оставил по себе поистине нерукотворный памятник» . Книга В. Г. Дмитриева «Поэт-коммунар» является одним из самых крупных и интересных исследований, посвященных выдающемуся поэту-революционеру XIX века. В 1970 году издательство «Наука» выпустило книгу В. Г. Дмитриева «Скрывшие свое имя». 250 страниц книги — это тысяча историй, тысяча откровений, тысяча известных миру литераторов, скрывшихся под чужим именем. В книге даны интереснейшие примеры псевдонимов-характеристик, мнимых псевдонимов, псевдонимов коллективных литературных масок, расшифровываются хитроумные подписи, проставленные авторами, пожелавшими остаться неизвестными. Прослеживая причины появления анонимов и псевдонимов, автор группирует их под заголовками, один только перечень которых дает представление не только о полноте ответов на поднятые вопросы, но и занимательности повествования: «Уйти от «недремлющего ока» цензуры», «Сочинительство? Фи!», «Пробы и неудобства славы», «Считайте нас мужчинами!», «Они притворялись женщинами», «Мнимые иностранцы» и т. п.