Как указывал А. И. Дьячков, основная линия развития научных исследований советских сурдопедагогов в определении особенностей умственного развития глухонемых «состояла в утверждении и научном обосновании того неоспоримого факта, что умственное развитие глухонемых, имея глубокое своеобразие, при создании соответствующих условий воспитания и обучения становится неограниченным» . А. И. Дьячков понимал, что в основе развития глухонемого ребенка лежат закономерности различного порядка, что «наиболее общие законы, на основе которых протекает процесс развития слышащего ребенка как социальной личности, проявляют свою силу и в развитии глухонемого ребенка». Благодаря пластичности нервной системы у глухонемых развиваются компенсаторные возможности и, таким образом, «центральная нервная система уравновешивает организм со средой, приспосабливая глухонемого как социальную личность к условиям окружающей его среды». Умственное развитие глухонемых протекает на основе условнорефлекторной деятельности. В специфических закономерностях развития глухонемого ребенка проявляются общие законы развития детей, общефизиологпческие закономерности.

В процессе специально организованного обучения, в частности под влиянием усвоения словесной речи, в сложившиеся у глухонемых стереотипы и в закономерности их умственного развития вносятся глубокие изменения. А. И. Дьячков развил и конкретизировал оптимистические взгляды на возможности совершенствования познавательной деятельности глухих. В результате исследований он пришел к выводу, что глухонемые проявляют находчивость и сообразительность в практической деятельности. В связи с этим он решительно отбрасывал формалистическую систему «чистого устного метода», полагая, что вся «работа в области сурдопедагогики должна идти под лозунгом: «Ближе к жизни».

Исследуя проблему развития познавательной деятельности глухих детей, И. М. Соловьев определяет компенсаторный . путь развития, состоящий в том, что в течение первого периода под влиянием отрицательного действия дефекта путь развития глухонемого все более отклоняется в сторону от пути развития слышащего ребенка, но затем, благодаря преодолению отрицательного влияния дефекта, он поворачивается в направлении развития нормального. Решающую роль в компенсаторном повороте развития глухого ребенка играет специальное воспитание его «лицом, знающим его особенности и средства, приноровленные для его воспитания» .

В этом деле, в нашей борьбе против немоты я вижу как бы знак, символ нашей борьбы вообще с человеческой неотзывчивостью. Не только тот глухой, у которого слуховой аппарат ненормален. Глух и тот, кто не сливается в единой мысли и действии со своими братьями людьми. И эту глухоту надо тоже победить.

Надо нам установить братские связи между всеми людьми вообще, и как бы символом этого единения является борьба с глухонемотой, как явлением природы» . Эти слова первого Наркома просвещения советского государства явились программой действий для всех советских дефектологов.

Такой подход к аномальным детям и к специально организованному обучению их принципиально отличался от того, что было в дореволюционной России и в мировой дефектологической практике вообще. Значительным достижением советской сурдопедагогики в первые годы после Октябрьской революции был ее социальный уклон, стремление не изолировать глухих, а всеми средствами приспособить к трудовой и культурной жизни, воспитывать их активными строителями нового социалистического общества, полезными его членами. Один из организаторов Всероссийского общества глухих П. А. Савельев в начале 30-х годов отмечал, что «глухота и немота как таковые, в условиях советской системы не служат и не могут служить препятствием к участию глухонемых в общеполитической жизни страны и работе на всех фронтах социалистического строительства. Более того, советская система не только предоставляет, но и оказывает всем трудящимся, в том числе особенно отсталым группам населения, всемерное содействие в поднятии их культурного уровня и политического развития и проявлении ими творческой инициативы и самодеятельности». В годы довоенных пятилеток в СССР были созданы материальные и научно-теоретические предпосылки для осуществления всеобщего обязательного обучения глухих детей. Существовавшая в 1940—1941 учебном году сеть специальных школ для глухих детей предоставляла возможность специального обучения почти всем детям данной категории.

В эти годы значительно усовершенствовалась структура специальной школы, четко определились содержание и формы обучения в ней. Было подготовлено достаточное количество высококвалифицированных сурдопедагогов. Определенных успехов достигла и сурдопедагогическая наука, базировавшаяся на марксистско-ленинской методологии и советской педагогике. Ярким свидетельством роста советской сурдопедагогики явилось Всероссийское совещание школ глухих в 1938 году, развенчавшее традиционную систему обучения и воспитания глухих детей («чистый устный метод») с ее крайним формализмом и схоластикой.

Л. С. Выготский в трактовке проблемы компенсации и «сверхкомпенсации» не следовал слепо за Адлером. Его прежде всего привлекали диалектический характер нового учения и социальная основа психологии личности. Хотя идеи Штерна и Адлера и составляли, по его мнению, «самое здоровое ядро психологии воспитания детей с дефектами», но они были «окутаны некоторой неясностью», что осложняло их понимание и овладение ими. Проблему «сверхкомпенсации» Л. С. Выготский, образно говоря, «заземлил», поставил на прочную почву реальности. «Компенсация,— писал он,— происходит не в сторону дальнейшего уклонения от нормы, хотя бы и в положительном смысле, не к сверхнормальному, гипертрофированному, односторонне-уродливому развитию личности в отдельных отношениях, но в сторону нормы, в сторону приближения к определенному социальному типу. Нормой сверхкомпенсации является определенный социальный тип личности». Сверхкомпепсация, как указывал Л. С. Выготский, «есть только крайняя точка одного из двух возможных исходов этого процесса, это один из двух полюсов такого осложненного дефектом развития. Другой полюс — неудача компенсации, бегство в болезнь, невроз, полная асоциальность психологической позиции.

Неудавшаяся компенсация превращается в защитную борьбу при помощи болезни, в фиктивную цель, направляющую весь жизненный план по ложному пути. Между этими двумя полюсами, крайними случаями, расположены все возможные степени компенсации — от минимальных до максимальных» . Идея «сверхкомпенсации» ничего общего не имеет и с христианской мистической оценкой дефекта и страдания в воспитании. Она не культивирует слабых, убогих, немощных форм жизни в ущерб сильным, ценным и мощным. Она «оценивает положительно не страдание само по себе, а его преодоление; не смирение перед дефектом, а бунт против него; не слабость самое по себе, а заключенные в пей импульсы и источники силы».

Когда П. Г1. Соколов-Скаля показал рисунки Ю. Масютина в Академии художеств СССР, было решено допустить его вольнослушателем в среднюю художественную школу при Московском государственном художественном институте имени В. И. Сурикова. Затем, видя редкое дарование ученика, его трудолюбие и хорошую успеваемость, сочли возможным принять его вольнослушателем непосредственно в институт. Теперь он учился днем в институте, а вечером в школе для детей с расстройствами слуха и речи. Все это обеспечило большой успех молодому художнику. Оценивая рисунки юного Масютина, П. II. Соколов-Скаля отмечал: «В маленьких рисунках Юры Масютина мы видим поразительно правильную конструкцию, очень большую анатомическую точность и яркие характеристики. Его работы отличает умелый отбор типичного. Даже в самом намеке наброска вы зачастую уже видите биографию человека, позирующего молодому художнику» .

Академик указывал, что «если в области музыки бывает абсолютный слух, то, знакомясь с рисунками Юры, мы видим в нем человека, одаренного абсолютным, если можно так сказать, художественным зрением. В его рисунках карандашом природа изображена однотонно, но тем не менее вы как бы чувствуете разницу цвета предметов, характеристику их материала, освещение». Ю. Масютин с увлечением работает над портретными рисунками. У него гармонически сочетаются точная анатомия с глубокой психологической характеристикой.

Особенно привлекают художника человеческие глаза. «Я не знаю ни одного архива художника,— писал П. П. Соколов-Скаля,— в котором я видел бы такое количество отлично нарисованных глаз в самых трудных, в самых разнообразных ракурсах». Работы Юрия Масютина неоднократно экспонировались на различных выставках в СССР и за рубежом.

Они всегда пользуются большим успехом у зрителей. Различные журналы («Огонек», «Жизнь глухих», «В едином строю» и т. д.) неоднократно посвящали свои страницы творчеству талантливого глухого художника. Характеризуя творчество Ю. Масютина, корреспондент журнала «Огонек» отмечала: «В портретах Масютина прежде всего привлекают внимание глаза, выразительные, живые, передающие целую гамму чувств. Среди многочисленных работ Масютина в этом жанре - немало подлинных удач, когда, помимо внешнего сходства, он с большой выразительностью создает психологический образ. Таковы портреты народной артистки СССР В. Барсовой, народного артиста республики Б. Андреева и заслуженной артистки РСФСР Л. Сухаревской.

Вульгарно-материалистическое направление в трактовке проблемы компенсации В основе вульгарно-материалистического направления лежит биологическая, наивно-механистическая трактовка механизма компенсации. В соответствии с этим направлением компенсация осуществляется за счет перераспределения ресурсов энергии сохранных органов чувств, то есть только за счет первой сигнальной системы. Представители этой теории исходят из того, что мозг — это резервуар нервной энергии.

При нарушении какого-либо анализатора энергия не исчезает, а перераспределяется среди сохранных анализаторов. Таким образом, утверждают они, при нарушении одного анализатора другие не страдают, а, наоборот, выигрывают в количестве нервной энергии, т. е. автоматически осуществляется компенсация бездействующего анализатора.

Такая теория перераспределения нервной энергии несостоятельна. Не раскрывая механизма компенсации, она не может привести к положительным практическим результатам. Широко распространена была и теория «викариата» (замены) органов чувств у людей, имеющих физические недостатки, связанные с нарушением определенных анализаторов (глухота, слепота, сленоглухота и т. д.). Представители этой теории исходили из того, что при нарушении какого-либо анализатора его функции автоматически начинают выполнять сохранные анализаторы. Аристотель отмечал, что из анализаторов только осязание имеет преимущественно биологические свойства. «Животное не может существовать без осязания, — писал он. — Остальные ощущения существуют ради благосостояния и свойственны уже не любому виду животных, но определенным животным, так они необходимо присущи животным, пользующимся движением» .

Он полагал, что «животное обладает другими чувствами не ради жизни, но ради благополучия».

Л. С. Выготский решительно выступал против теории «перераспределения энергии», «мудрости природы», которая утверждает, что, лишая человека одного какого - нибудь органа чувств, глаза или уха, природа якобы наделяет его, как бы возмещая основной дефект, большей восприимчивостью других органов. В основе чувства осязания у слепых или зрения у глухонемых «лежит только то верное наблюдение, что при выпадении одного какого-нибудь органа восприятия, другие как бы заступают его место и начинают исполнять такие функции, которые пе исполняются ими обычно у нормального человека. ...Исключительная сила осязания у слепых и зрения у глухих вполне объясняется из особенных условий опыта, в которые здесь бывают поставлены эти органы. Иными словами, причины этому не конституциональные и органические, заключающиеся в особенном каком-либо утончении строения органа или его нервных путей, а функциональные, сводящиеся к длительному использованию данного органа в иных целях,, чем это бывает у нормальных».